Три спектакля, показанные петербургским Театром драматических импровизаций в Череповце, по наполнению зрительного зала Филармонии имели разную степень удаленности от аншлага. Если первая комедия, «Она и он», субботним вечером собрала-таки достаточный, чтобы труппа не обиделась, кворум, то на двух последних, «Любите ли вы театр?» по Чехову и «Не боюсь Вирджинии Вульф», большинство кресел Филармонического зала пустовало. Что нисколько не помешало подопечным режиссера Павла Подервянского выложиться по полной и заслужить негромкие, но искренние аплодисменты. Среди театральных антреприз, играющих в чехарду по городским дворцам, появление труппы с собственным лицом, мозгом, душой и готовым оригинальным учением потерялось и прошло почти незамеченным. Трудно сказать, только ли Пасха и неожиданное похолодание в уик¬энд оставили людей дома.

Импровизация — пожалуй, единственное заканчивающееся на «¬ция» слово, к которому не приклеишь седую бороду скучного научного термина. Известного театрального педагога Николая Демидова, друга Станиславского, это простое понятие подвигло в начале прошлого века на написание научных трудов и создание собственной методики жизни на сцене. Продолжил которую спустя полвека историк по первому образованию Павел Подервянский, пополнивший демидовскую библиотеку собственными изысканиями на этой весьма плодородной ниве. По твердому убеждению обоих, для того чтобы зритель поверил актеру, играющему, предположим, Отелло, сам актер должен поверить в то, что он Отелло и есть. Самый настоящий. Чув¬ствовать его, понимать, короче быть им. Что во¬все не означает перевирать текст пьесы. Павел Подервянский, отставив размытые искусствоведческие формулировки в сторону, приводит мне прозрачное сравнение. С футболом¬театром и игроком-актером. Игрок, безусловно, скован правилами — разметка поля, забегать за которую запрещается, как и трогать мяч руками. Но и все… В остальном футболист свободен и, по сути, может делать что угодно для достижения своей цели. Хотя в Театре драматиче¬ских импровизаций ради реалистичности и не репетируют мизансцен, на «правила» там тоже оглядываются: актер знает слова своего героя, а режиссер объяснил ему сверхзадачу персонажа. Внутри этой «разметки» он и творит, а если выбежит, свистит ему не судья, а зрители и иногда тот же режиссер. «У нас никогда ни на кого не кричат. После каждого спектакля идет его разбор, отмечаются интересные находки артистов, которые мы, тем не менее, никогда не повторяем, и не совсем удачные», — говорит Павел Павлович. Потому¬то у них и не бывает одинаковых спектаклей. Из вышесказанного следует, что фактиче¬ски артист Театра импровизаций должен обладать одной способностью — в любой момент откликнуться на импровизацию партнера, которого, как парусник в бурю, может занести невесть куда. В традиционном театре непредсказуемых актеров боятся как огня. А вдруг исказит замысел, над которым режиссер голову сломал, — останется стоять столбом, где предписано присесть, прошепчет там, где заорать сказано? Многолетняя практика Павла Подервянского показала, что выпускники театральных вузов редко приживаются в Театре импровизаций, и наоборот, прошедшим школу Подервянского чрезвычайно скучно учиться в ГИТИСе или «Щуке».

Имеется у театра и еще одна интересная особенность. В свою студию они берут всех, мало взирая на возраст, образование и способности. Но Павел Подервянский далек от мысли, что актером может быть любой. Его занятия (заметьте, бесплатные), по твердому убеждению самого учителя, если и не выкуют великого театрального таланта, то в любом случае откроет человеку себя и сделают чуточку лучше. Иными словами, нечто среднее между сеансом у психолога и «парикмахерскими» курсами.

Двадцать лет назад на одно из занятий Подервянского попал молодой человек. Остался, влился в труппу, проработал лет пять. Обстоятельства заставили покинуть театр и город. Сейчас Юрий Григорьев живет в Череповце и с недавних пор сам учитель. Все по той же методике Демидова¬Подервянского. Первый спектакль — детский, «Айболит» — театр Григорьева покажет уже в мае.